Кричевский В.Графические прелести и курьезы: книга для чуткого дизайнера

«В моём собрании довоенных советских книжек оставались вещи, коим по разным причинам (но не в силу второсортности) не нашлось места ни в одной из прежних публикаций. Теперь они (вещи) сошлись по комплексному признаку – по тому неизъяснимому признаку, который препятствовал их вхождению в прежние публикации. /.../ В сущности, предметом моей книги, изюминкой замысла становилось сугубо формальное ограничение. 

Также, впрочем, и жанрово-временное: снова обложки и снова дцатые годы, как бы мне не претило хождение по проторённой дорожке. Замысловатые комбинации слова и изображения, герольды книг, концентраторы их графической самости – обложки к тому же знаменуют особенность русской графической культуры. /.../

„У нас каждая вновь выходящая книга стремится своим эффектным внешним видом превзойти всё, что было раньше. Этого требует книжный рынок. Но нет худа без добра: отсюда происходит столь пышное развитие у нас книжной графики и такое богатство выдумки русских художников в области сочинения обложки книг“. Так свидетельствовал архитектор И.А. Фомин в 1927 году, сравнивая нашу книжную витрину с заграничной. /.../

Согласно воззрениям видного исследователя графики, «книжно» то, что шрифтовито, в меру декоративно, разумно и более-менее традиционно. Стало быть, в моей вынужденной подборке сошлись как раз образцы сомнительной „книжности“. „В области сочинения обложки“ таковая безусловно преобладала, а для моего замысла это крайне выгодно. 

Между тем моя книга – вовсе не об обложках, а на их благодатном материале. Его характеризует ряд определений, иные из которых, казалось бы, плохо совместимы: своеобразный, разношёрстный, эффектный, стильный, экзотичный, странный, наивный, забавный, содержательный, родной и, что технически немаловажно, удобопредставимый в графической книге. Слово „красивый“ опущено осознанно: всё-таки в прикладном искусстве есть вещи поважнее красивости, например, абсолютная интересность».